Выпускники МГУ в ННЦ СО РАН. 1957-2007 - Ибрагимова З.М. Однажды в двадцатом веке... (стр.5-12)
 Навигация
 
Выпускники МГУ в ННЦ СО РАН
ОДНАЖДЫ В ДВАДЦАТОМ ВЕКЕ 
 

З.М. Ибрагимова
Однажды в двадцатом веке...

 "...от искреннего сердца желаю, чтобы по мере обширного сего государства высокие науки в нем распространились и чтобы в сынах российских к оным охота и ревность равномерно умножилась".
 1746 год. Из предисловия к "Экспериментальной физике" Христиана Вольфа, которую с латыни "на российский язык перевел Михайло Ломоносов, императорской Академии член и химии профессор".
"Сибирь много терпит от недостатка в ней людей образованных: все лучшее, что воспитывается в местных учебных заведениях и стремится получить высшее образование, уже никогда не возвращается в Сибирь... Недостаток честных и образованных людей здесь всегда чувствовался".
1882 год Н.Ядринцев. "Сибирь как колония".
"...проживши 25-30 лет в Москве, уезжать из Москвы жалко, конечно. (Смех в зале). Москва растет, Москва украшается, Москва центром была и будет, и, конечно, самые главные институты будут в Москве, и без этих главных институтов в Сибири нельзя будет работать. Но... надо прямо сказать, что все-таки ехать надо! Дело большое, крупное, и нам надо ехать. Мы и ошибались много, и опыт у нас кое-какой есть. И молодежь, сколь бы она талантлива ни была, в нас нуждается. Если мы не поедем, все сильно затянется. Для того чтобы все сработало быстрее, нам надо поехать. И мы поедем, и жены наши поедут за нами в Сибирь...". (Смех, аплодисменты.)
1957 год. М.А.Лаврентьев. Из выступления на Общем собрании Академии наук СССР.

1.

Прочитала рукопись будущей книги и спросила себя - о чем она получается?

О незабвенном студенчестве разновозрастных питомцев главного университета страны?

О друзьях-товарищах, учителях и коллегах каждого, кто оглядывается на свой путь в науку - и в науке?

О житейских подробностях прошедшего времени и частных фактах множества биографий, не случайно собранных вместе?

Об общественных настроениях, определивших нравственные ориентиры молодых, решительные поступки старших?

О том, как оптимистична романтическая молодость и что осталось от того оптимизма в постаревших романтиках?

О том, как юные провинциалы бесстрашно покоряли Московский университет и обретали бесценный опыт приобщения к шедеврам отечественной культуры?

О том, как и почему питомцы МГУ оказались в Сибири и за каким таким теплом мчались они в холодную Сибирь не просто "по распределению", а и с превеликой охотой и надеждами?

О простодушии и энтузиазме идеалистов, пекущихся о благе Родины с большей горячностью, чем о собственной сберкнижке?

Об исторической обреченности идеализма на осмеяние или ...?

Довольно, впрочем, субъективно сформулированных вопросов. Ответы - в книге, в мозаике воспоминаний, столь же несхожих, как и их авторы, и столь же клишированных, как соединившая их эпоха.

Непритязательные истории, истории от первого лица, смесь стилей, сюжетов, интонаций, жанров. То - почти исповедь, то - почти служебный отчет. То - листок из отдела кадров, то - ностальгический вздох по далекой и невозвратной молодости. То - неизбежная боль от въезда в "чужое" время, то - благодарная память о праздниках времени "своего"...

И - объединяющая судьбы география биографий: отовсюду - в Московский университет, а уж с этим высокопочтенным дипломом - с отечественного запада на отечественный восток. Создавать академическую Сибирь, духовно и душевно присягая идеалам служения к пользе Отечества.

Пустозвонный пафос? Оно бы так, когда бы не реальные человеческие судьбы. Когда бы не этот - впечатляющий и статистически, и качественно - миграционный поток в трудно представимом сегодня направлении: из столицы - в провинцию, да еще и ту, у которой репутация - мрачнее не сыскать. (Как горько заметил Н.М.Ядринцев, сибирский край издавна выполнял тюремную повинность за целое государство. Увы, и двадцатый век не преминул воспользоваться ссыльно-каторжной освоенностью Сибири - да еще в масштабах, прежде неведомых.)

Так что же эти добровольцы? Идеалисты? Романтики - без прагматичного "царя в голове"? Они самые... Сегодня идеализм - синоним слабоумия. А тогда, между прочим, мчались в Сибирь люди толковые, образованные и творческие, личности с оригинальными научными идеями, дерзкими социальными проектами, азартной увлеченностью беспрецедентным начинанием.

И общественное мнение (в отличие от немногих частных) не держало их тогда за юродивых, наоборот - их называли подвижниками, отдавая должное и светоносному замыслу, и благородной мотивации перемещения мозгов из центра на периферию.

...Две юбилейные даты подвигли инициаторов этого издания к сбору воспоминаний - 250 лет МГУ и 50 лет решению о создании Сибирского отделения Академии наук СССР.

Авторам мемуаров равно дороги обе эти даты. МГУ и академическая Сибирь - то общее, что и побуждает не обремененных родственными узами людей относиться к общественным, по сути, юбилеям как к семейным праздникам, собирающим вместе большой и смешанный клан на родственный "погляд".

"Родня" по биографиям, "родня" по истории, которая судьбами людей и идей распоряжается, как заблагорассудится.

2.

Два имени, почти двумя столетиями разделенные, Ломоносов и Лаврентьев, сблизила история в сознании потомков, не безразличных к обустройству Отечества.

И два события, на те же два века одно от другого отстоящие, - открытие Московского университета и государственное решение об академизации Сибири, тоже оказываются нерасторжимыми в союзе времен, мало как будто бы пригодных к сравнению.

Как сравнивать Ломоносовский - допаровозный, доэлектрический и т. д. и т. п. век с лаврентьевским - самолетным, телевизионным, космическим и т. д. и т. п.?!

А вот деяния и хлопоты двух выдающихся Михаилов о развитии науки и образования, созидательная любовь к Отечеству, обоим свойственная, - нет здесь такой пропасти, как между ночезрительной трубой Ломоносова и, к примеру, расчетами Лаврентьева по безопасности космических кораблей при встрече с метеоритами.

Напротив - поразительное сходство устремлений, позиций, принципов организации научных исследований, общая вера в могущество знаний и просвещения, общее радение об отыскании и взращивании талантов - "собственных Платонов и быстрых разумом Ньютонов".

Сказать бы о дословном совпадении "записок" обоих Михаилов, адресованных власть имущим, так ведь спотыкаешься об архаику ломоносовского письма. Язык допушкинской эры - знак глубокой старины, покоряющий разве что любителей российской словесности. Лаврентьев к ним не принадлежал, да и высокий штиль творца од творцу математических формул был чужероден. По сути же - об одном и том же пеклись оба.

Лаврентьев добивался - и добился - создания многопрофильного исследовательского комплекса. Видел научный городок самодостаточным во всех отношениях - удобно работать, уютно жить, интересно учиться, плодотворно общаться.

Того же хотел Ломоносов. 1757 год. "Канцелярии Академии наук довольно известно: 1) что многие академические служители живут от Академии в отдалении... 2) что некоторые академические департаменты, как Лаборатория, Ботанический сад, Библиотека, дом университетский, от главного корпуса стоят в отдалении. От сих обстоятельств происходят затруднения...". 1758. "...Часто требует астроном механикова и физикова совета, ботаник и анатомик - химикова, алгебраист пустого не может всегда выкладывать, но часто должен взять физическую материю и так далее. Того ради, советуясь друг с другом, всегда должны будут иметь дружеское согласие".

Хлопоча об учреждении Московского университета, писал в 1754 году Михаил Васильевич покровителю просвещения И.И.Шувалову: "При Университете необходимо должна быть гимназия, без которой Университет как пашня без семян". И через десять лет, в 1764 году, в "Предложениях об устройстве и уставе петербургской Академии", - о том же: о необходимости гимназии - "кормилице университета", где "следует воспитывать более нежный возраст, преподавая школьные предметы так, чтобы вышедшие оттуда были способны к занятиям высшего порядка в Университете".

А Михаил Алексеевич через два века скажет: "Ломоносов шел пешком месяцы, чтобы добраться до Москвы. Мы же, используя печать и почту, отбираем способных молодых людей и доставляет их самолетами в наш научный центр".

Видимо, когда-то произвел на Лаврентьева неизгладимое впечатление ставший хрестоматийным "переход" юноши Ломоносова из родной поморской деревни в Москву, где "можно овладеть высшими науками". Правда, путь этот по нелегкой зимней дороге одолел Ломоносов вместе с рыбным обозом за три недели, но вряд ли стоит укорять Лаврентьева за это невинное преувеличение - "месяцы".

Психологи, возможно, объяснили бы такую "оговорку" работой подсознания, склонного доводить сообщения сознания до потери исходного смысла. Но в данном случае, пожалуй, сознание и подсознание действовали согласно: многомесячный пеший ход деревенского самородка к "вратам" учености" - как еще убеждать все и всяческие "канцелярии" в благотворности своих новаций? А новации эти сводились к созданию системы поиска и обучения одаренной детворы, без оглядки на происхождение, положение родителей, материальный достаток семьи и иные лукавые обстоятельства, облегчающие доступ к специализированному обучению тем, кто мало для него пригоден. Исключительно - по способностям, где бы эти "способности" ни отыскались - в глухой деревне, в рабочем ли поселке, в застенчивом ли провинциальном городишке или в самоуверенной напористой столице...

Демократия по-лаврентьевски.

Такой же - два века назад - добивался и Ломоносов.

Предлагая оригинальный проект "создания русского университета с учетом особенностей общественного строя России" (формулировка биографов), Ломоносов настаивал на том, чтобы к обучению в университете допускались представители податных сословий. (Словарное разъяснение: "податные сословия - крестьяне и мещане, так как они платили подати".) Более того - он говорил о возможности поступления в университет лиц крепостного состояния, которые должны иметь "увольнительное письмо" от помещика.

В 1754 году. За сто с лишним лет до отмены крепостного права.

Нельзя не вспомнить об этом, читая записки питомцев МГУ, связавших жизни с академической Сибирью.

3.

Откуда они родом, из каких гнезд слетелись в самый старый, самый прославленный вуз страны?

Карта обширного Отечества, еще представлявшего собой Советский Союз, впечатляюще представлена в сотнях биографий.

Место рождения называет практически каждый мемуарист, придавая, по-видимому, нешуточное значение сему обстоятельству. Сведенные в перечень, эти "места рождения" обретают силу документального свидетельства равноправия, не декларируемого, а реального. Выглядят неоспоримым доказательством равных возможностей для детей столиц и глухомани, промышленных центров и провинциального захолустья в получении высшего (можно сказать - наивысшего) образования.

Вот она, географическая поэзия демократии:

с. Пажга - Республика Коми, с. Синьялы - Чувашия, с. Кибраци - Ташкентская область, с. Наровчат - Пензенская область, с. Самодуровка - Воронежская область, пос. Побединка - Рязанская область, д. Крюки - Горьковская область, с. Казаткуль - Новосибирская область, с. Бастан - Алтайский край, с. Лисовцы - Тернопольская область, с. Плоскош - Калининская область, д. Бабарино - Владимирская область, с. Хандала - Бурятия, с. Петровка - Полтавская область, с. Джулинка - Винницкая область, с. Ховмы - Черниговская...

Хватит? А то уйдет не одна страница на перечисление сел и деревень, обеспечивших МГУ толковым подростом.

Еще городки, станционные поселки, районные центры: Кукисвумчорр - Мурманская область, Вольск - Саратовская, Бердянск - Запорожье, Елец - Липецкая область, Спас - Приморский край, красноярский Боготол, пермская Губаха, якутский Томот, Сенаки - Грузия, Торез - Донецкая область, ст. Шелхуховка - Ростовская область, ст. Ерофей Павлович - Амурская...

И города поизвестнее: Тула, Тобольск, Воронеж, Киров, Смоленск, Рязань, Гомель, Симферополь, Севастополь, Ярославль, Сталинград, Омск, Саратов...

И вовсе столичные - Москва, Ленинград, Минск, Баку, Алма-Ата, Киев, Грозный, Уфа, Абакан, Ставрополь....

Даже болгарская Варна есть в этом списке, но она, право, трогает меньше, чем какая-нибудь "забытая Богом" Самодуровка или бесхитростно обозвавшее себя сельцо Лопуховка (пензенские угодья)...

А будущий академик Скринский - из Оренбурга. А будущий академик Шумный - из села Ховмы...

И - так далее.

Гимн новосибирских фымышат начинается со слов "Отовсюду мы съехались в Академгородок". Бывшие студенты МГУ без всякой натяжки могли бы начинать свой гимн так же. С поправкой на "университет", где разошлись по факультетам и кафедрам согласно склонностям и способностям, при "раздаче" которых природа не считается ни с кошельком родителей, ни с провинциальными комплексами среды обитания.

Математики, физики, биологи, химики, геологи, экономисты, историки, философы, географы, механики, психологи...

Это начинался московский Университет с трех факультетов - философского, юридического, медицинского, а потом... Нет нужды погружаться в историю Университета, в хронику его роста (незабываемое, например, новоселье на Ленинских горах довелось пережить и многим авторам этой книги, о чем они рассказывают как о празднике, "который всегда с тобой").

А вот еще раз обратиться к Ломоносову не лишне. Он считал, что при определении числа университетских кафедр, преподавателей и студентов нужно иметь в виду потребности страны. Более подробно говорил об этих потребностях, когда бился за Петербургский университет. Это и освоение природных богатств Сибири, и изучение Северного морского пути, и развитие горного дела, и расширение внутренней и внешней торговли, и забота о безопасности страны и т. д.

Петербургский университет открылся только в 1819 году. Но Московскому, получившему имя Ломоносова, его благословения и напутствий хватило надолго.

4.

Эпиграфом к московской части воспоминаний могли бы стать слова Герцена: "Альма матер! Я так много обязан университету и так долго после курса жил его жизнию, с ним, что не могу вспоминать о нем без любви и уважения".

И эти чувства - любовь, нежность, уважение, благодарность Университету за его профессиональную и нравственную науку - владеют, конечно же, всеми мемуаристами, независимо от факультетов и кафедр.

Но не только профессиональным своим занятиям отдают дань авторы воспоминаний. Пестрые рассказы воскрешают и бытовые картинки и настроения, и нравы, и обольщения минувшей молодости. Эмоциональная память диктует взволнованные страницы, далекие от какого бы то ни было "пиара" (тогда и словечка такого не знали), не претендующие на поучения, на промывание заблудившихся в современности мозгов, но покоряющие неподдельностью чувств, непридуманностью сюжетов, выразительностью деталей.

Вспоминает, к примеру, кубанский провинциал: "несколько первых лет, входя в здание на Ленинских горах, тщательно чистил обувь и очень огорчался, когда другие этого не делали". И тут уж не о чистой обуви думаешь - о наивной чистой душе молодого сельского умника, со священным поистине трепетом относящегося к Университету. Храм - иначе не скажешь.

Трогают признания мемуаристов, многие из которых давненько перешагнули пенсионный рубеж и смотрят на свою молодость глазами старости, ошеломленной крутыми историческими переменами.

"Я искренне верил, что счастливому будущему, в которое мы скоро войдем, - коммунизму, нужны грамотные высокообразованные люди". (Уроженец той самой Лопуховки, название которой так красноречиво.)

Верили, прямодушно верили если и не в коммунизм, так в самолечение социализма, запрограммированного на все более светлое будущее жителей супердержавы - эту глобальную роль страны народ оплатил беспримерным самопожертвованием. Победа в Великой Отечественной давала советским людям право на гордость Отчизной - вопреки продуктовым карточкам, перенаселенным городским коммуналкам, надсадной и убогой деревенской реальности.

Послевоенная страна переживала культ высшего образования, и эта книга написана теми, кто истово верил в то, что "ученье - свет". И хоть самый молодой из мемуаристов кончал МГУ уже в перестроечные годы, отношение к альма матер у всех неизменно возвышенное - ни саркастической ухмылки в адрес прошлого, ни скепсиса, ни брюзжания по поводу издержек образования и воспитания нет на этих страницах.

Сердечный поклон - своим молодым годам, которые один из авторов определяет как "лучшие годы прошлого столетия". Ни больше - ни меньше.

За пределами этой книги несогласных с такой оценкой предостаточно. Но здесь - ностальгические отношения с прошлым, и не только потому, что "тогда мы были молодыми".

Невольное сравнение с настоящим умножает привлекательность прошлого.

"...Время было такое, что умом и трудом, а не папиной мошной, как сейчас, достичь можно было всего".

"Нам досталось трудное, но счастливое время развития страны. Ученые были востребованы".

Это уже ближе к сибирскому повороту судеб. "Были востребованы" - да еще как!

Чего в получившейся мемуаристике больше - Москвы или Сибири? Москвы, похоже, больше - и изрядно. Обидно за Академгородок? Ничуть. Лучшее из московских уроков и опытов укладывалось в основание традиций научно-образовательного центра этими самыми "москвичами", получившими в Сибири возможность создавать новую реальность.

5.

И Сибири адресованы не дежурные - истинно теплые - признания.

"Атмосфера энтузиазма и стремления получить как можно скорее новые науч-ные результаты была характерной чертой всех приехавших покорять Сибирь".

"Сразу по приезде надо было выбирать новое направление работы. Я выбрала геохимию редкометалльных гранитов. В таком выборе опять-таки не обошлось без романтических порывов: стране необходимы редкие металлы!"

"Мы все мечтали о высоком, например, - поднять науку в Сибири! Именно это подвигло около тридцати выпускников 1959-го года приехать в Новосибирск. Академгородка еще не было, многие выпускники (не только МГУ) из Ленинграда, Казани, Ростова, Львова и других городов поселились в доме на углу улиц Красный проспект и Крылова в нынешнем магазине технической книги (мы его называли "гастроном"). В торговых залах жили девушки, в подсобных помещениях - юноши. Всего там проживало больше ста человек из разных институтов СО АН СССР".

Атмосфера, настрой, подробности приживания на вовсе не обетованной земле - мажорная сибириада! Сибириада тех самых идеалистов, над которыми злорадно посмеялась сама история.

 

Жалко их? Считать этих людей проигравшими, наказанными за свое прекраснодушие полунищенской старостью, огульным охаиванием прошлого, обездоленностью отечественной науки, общественным отказом от Их нравственных ценностей и ориентиров?

Но чего бы это жалеть людей, которым выпала праздничная эпопея академического освоения Сибири?!

И Они - не жалеют ни о порывах молодости, ни о сибирской прописке, ни о собственном "слабоумии", задержавшем их в крае, переживающем печальную утечку удрученных безденежьем "мозгов". Доказательством тому - тексты, собранные в этой книге. Тексты - от "первого лица", никто никому не навязывал ни оценок, ни выводов, ни позиций, вольны были авторы в изложении собственных взглядов и настроений. И - ни одного абзаца с переоценкой принятого в молодости решения, с самоукоризной за "невыгодно" прожитую жизнь, с иронией по поводу розовых мечтаний на заре туманной юности.

А высокие идеалы служения Отечеству... Из прошлого их не вычеркнуть - становится в Академгородке традицией новый праздник, ноябрьский Михайлов день. Светский праздник (у православной церкви свой - Собор архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных, ангелов то есть) - день рождения двух Михаилов, Ломоносова и Лаврентьева. Одному немного осталось до трехсотлетия, второй - моложе на сто восемьдесят девять лет. И в этом празднике с духовно-душевным подъемом участвуют дети, и пятиклашки, и студенты, и их бабушки-дедушки, и находят поколения общий язык в поклонении "премудрым рода человеческого учителям". (Так называл ученых Ломоносов.)

И если старые люди обретают нравственную опору, обращаясь к собственной молодости, то - не исключено ведь! - для их потомков идеалы создателей академической Сибири могут стать ориентирами на будущее.

С этой надеждой, по-моему, и писались собранные в книге воспоминания. Очень, кажется, своевременные, хотя и не современные записки.

Однажды в двадцатом веке Сибири повезло с талантливыми, энергичными, красивыми "колонизаторами". Прецедент вошел в историю одухотворенного Отечества. Столичный университет имени Ломоносова. Сибирский проспект имени Лаврентьева. Обнадеживающая связь времен.

 
 СО РАН 
  
 
Ибрагимова З.М. Однажды в двадцатом веке... // Выпускники МГУ в Новосибирском научном центре СО РАН. 1957-2007. - Новосибирск: Гео, 2007. - С.5-12.
 
Назад ОГЛАВЛЕНИЕ Продолжение
 
[О библиотеке | Академгородок | Новости | Выставки | Ресурсы | Библиография | Партнеры | ИнфоЛоция | Поиск | English]
  Пожелания и письма: branch@gpntbsib.ru
© 1997-2024 Отделение ГПНТБ СО РАН (Новосибирск)
Статистика доступов: архив | текущая статистика
 

Отредактировано: Wed Feb 27 14:34:46 2019 (45,819 bytes)
Посещение 4913 с 04.05.2009